Телохранитель, или Первое искушение - Страница 4

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

Иногда к нам приезжали другие родственники, каждый помогал, как мог. У папы была большая дружная семья. Он родился в Нальчике; помимо него в семье было еще три сестры. Со стороны папиной родни было намешано много кровей: армянская, греческая, ингушская. Мама у меня была русской. Но внешностью я пошла в отца. В школе меня часто дразнили цыганкой. Я смуглая, у меня жгуче-черные волосы, большие карие глаза и полные яркие губы. Я рано сформировалась и в двенадцать лет уже носила лифчик, тогда как все девчонки в нашем классе были еще тощими.

Я хотела, чтобы мне поскорее исполнилось восемнадцать лет и я могла бы пойти работать, помогать тете Альбине.

Училась я хорошо, но поступать в институт и не думала. Мне нужно было зарабатывать деньги. Но все решил случай.

Один папин родственник приехал из Америки и сказал, что мне нужно обязательно получить высшее образование. Он оставил мне большую сумму денег, чтобы я могла нанять репетиторов.

Я поступила в институт с первого раза. Никто не знал, какой ценой мне это далось: бессонные ночи, строжайшая дисциплина, сидение за учебниками и методичками до поздней ночи, от чего у меня постоянно были красные воспаленные глаза.

Но результат налицо: я поступила в юридический.

Студенческие годы были бурными, яркими. Я напропалую крутила романы, быстро увлекалась и так же быстро остывала. Пару раз меня звали замуж, но я отклонила предложения. Всерьез меня никто не зацепил, а выходить замуж ради колечка на пальце, как у нас на курсе делали некоторые девчонки, не хотела.

Институт я закончила с почти красным дипломом. У меня была только одна «четверка», и та не за знания, а за характер. Один старый препод несколько раз делал мне многозначительные намеки насчет постели, я послала его куда подальше, за что и поплатилась. Он влепил мне на экзамене «хор» и позже в коридоре прибавил, что я легко отделалась. Мог бы поставить и «уд».

А вскоре после окончания института я встретила человека, который перевернул мою жизнь.

Александр Степанович Рысев стал моим настоящим учителем и наставником. Он воспитал меня и создал такой, какой я стала теперь, к тридцати годам.

«Цыганочка! – часто говорил он. – В жизни, к сожалению, действует только одно право – право силы. Если ты не будешь сильной, каждый сможет сломить тебя. Учись быть сильной, это в жизни пригодится».

Я помню, как мы с ним познакомились. Он пришел в юридическую контору, где я работала. Я сидела в приемной вместо секретаря, она просила меня подменить ее на время обеденного перерыва. Невысокий седой мужчина стремительно вошел в приемную и остановился напротив меня.

– Николай Александрович у себя?

– Да. Простите, а как доложить о вас? Вы заранее записывались на прием?

Он махнул рукой.

– Мы с ним по телефону говорили. Скажите просто, что приехал Рысев. Он меня хорошо знает.

– Одну минуту.

Я встала и в этот момент почувствовала на себе его спокойно-оценивающий взгляд, который словно вобрал меня всю: от кончиков туфелек до волос, стянутых в узел на затылке.

– Вы секретарша?

– Нет. Я временно замещаю.

– Вас зовут…

– Валерия.

– Очень приятно, Валерия. Я – Александр Степанович Рысев. Ну, а теперь идите и скажите, что я здесь.

После краткой беседы с моим шефом он, выйдя в приемную, обратился ко мне:

– Я приглашаю вас сегодня поужинать.

– Я занята, – cлетело с моих губ прежде, чем я успела подумать. Просто когда ко мне привязывались незнакомые люди, я чаще всего реагировала именно так – спонтанным отказом.

– Я заеду за вами в конце рабочего дня. Когда вы заканчиваете?

Я подняла на него глаза. И так же быстро, как и отказала, выпалила:

– В шесть.

– Очень хорошо. В шесть я буду у входа.

Ресторан, в который меня повел Рысев, находился в центре Москвы. Это было по-настоящему шикарное место, куда могли попасть только очень обеспеченные люди, к каким я, естественно, не относилась.

Вначале я испытывала вполне понятную неловкость, но потом благодаря спокойному тону Рысева, его непринужденной манере держаться расслабилась и стала чувствовать себя немного уверенней.

Александр Степанович шутил, расспрашивал меня о моей жизни, планах. Незаметно для себя я разговорилась и рассказала ему все – хотя была довольно замкнутым человеком и неохотно делилась своими проблемами и бедами.

Когда я рассказывала о родителях, у меня сел голос, и я с трудом удержалась, чтобы не разрыдаться.

Рысев накрыл мою руку своей и тихо сказал:

– Похоже, что я перестарался и довел бедную девочку до слез.

– Нет-нет, – поспешно сказала я. – Вы ни в чем не виноваты. Просто я… все, уже прошло.

Я достала из сумки носовой платок и вытерла глаза.

Рысев покачал головой.

– В знак извинения я сделаю вам подарок.

– Не надо…

– Сопротивление бесполезно. Возражения тоже. Идет? – улыбнулся он.

Я робко улыбнулась в ответ.

После ресторана мы заехали в ювелирный магазин, и он, несмотря на поток моих возражений, подарил мне красивую золотую цепочку с кулоном.

– Эта вещица – просто знак симпатии, и ничего более. Ты мне очень, очень нравишься, – сказал он, внезапно переходя на «ты».

Мы вышли из ювелирного магазина и снова сели в его черный «Форд».

– Ты хочешь поехать ко мне? – неожиданно спросил Рысев.

Я прикрыла глаза и качнула головой.

– Да.

Машина петляла по московским улицам – мы ехали за город, где у Рысева был, по его словам, «небольшой коттедж».

Похолодало, и он ехал аккуратно, стараясь внимательно смотреть на встречную полосу.

– Морозы ударили, – сказала я. – Да так неожиданно. Еще вчера передавали минус пять, а сегодня уже минус двадцать.